sometimes I read a book and I think that I am the people in the book
В новогоднюю ночь у Мэйти вышел альбом.
Я включил его, но передумал: отложил на побыть наедине с музыкой.
Потом включил его в ванной. Слушал, но не уловил.
Подумал, вдруг не моё (почти все последние треки не зашли, да и 2 и 3 Биголло тоже).
Но что-то осталось где-то с другой стороны ушной раковины, упало в голову и не давало покоя.
И поэтому я включил его, как обычно включал:
в дороге, когда наушники закрывают от всех других звуков, вокруг снег и сумерки;
и вдруг вот он.
Снежный лес. Рябиновая кровь на губах. Чёрное пальто, изящные, почти женские запястья.
Чужие раскрытые рёбра, холодная сталь и тёплое дыхание. Взгляд с поволокой,
а кожа бледная-белая, как всё вокруг, и такой он, до невозможности,
как у Никки - "когда в толпу входит безупречно красивый человек, сразу хочется сделать кому-нибудь больно".
У Мэйти получается такое:
про опасное обаяние маньяков, про сумасшедших, про поломанных и жестоких,
эстетика страшных сказок внутри черепной коробки.
Меланхоличный, мелодичный; с такой нежностью о чудовищном.
Как "Чёрная рыжая", по кругу трек гонял, надышаться не мог.
И вот в "Страшных сказках" снова увидел его таким;
словно одна из его граней, постоянная, потайная.
Под "Ночь перед Рождеством" уже третьи сутки вальсирую;
а в "Зелёной комнате" он поёт от лица женщины, и это так ему идёт, до мурашек.
Вспомнил, наконец, как люблю его и почему вообще.
Я включил его, но передумал: отложил на побыть наедине с музыкой.
Потом включил его в ванной. Слушал, но не уловил.
Подумал, вдруг не моё (почти все последние треки не зашли, да и 2 и 3 Биголло тоже).
Но что-то осталось где-то с другой стороны ушной раковины, упало в голову и не давало покоя.
И поэтому я включил его, как обычно включал:
в дороге, когда наушники закрывают от всех других звуков, вокруг снег и сумерки;
и вдруг вот он.
Снежный лес. Рябиновая кровь на губах. Чёрное пальто, изящные, почти женские запястья.
Чужие раскрытые рёбра, холодная сталь и тёплое дыхание. Взгляд с поволокой,
а кожа бледная-белая, как всё вокруг, и такой он, до невозможности,
как у Никки - "когда в толпу входит безупречно красивый человек, сразу хочется сделать кому-нибудь больно".
У Мэйти получается такое:
про опасное обаяние маньяков, про сумасшедших, про поломанных и жестоких,
эстетика страшных сказок внутри черепной коробки.
Меланхоличный, мелодичный; с такой нежностью о чудовищном.
Как "Чёрная рыжая", по кругу трек гонял, надышаться не мог.
И вот в "Страшных сказках" снова увидел его таким;
словно одна из его граней, постоянная, потайная.
Под "Ночь перед Рождеством" уже третьи сутки вальсирую;
а в "Зелёной комнате" он поёт от лица женщины, и это так ему идёт, до мурашек.
Вспомнил, наконец, как люблю его и почему вообще.
Хочу написать о нём, упомяну, что у тебя взяла, не волнуйся, а то у меня дневник закрытый)
Я у него ещё люблю старые треки: Мангуст, Тай, Дворец воспоминаний, Молитва (самая популярная у него), Ева (музыка не его, правда: он сам говорил, послушал трек first aid kit и так впечатлился, что появилась Ева), Добрая песня.